Россия встречает 2015 год, находясь в зоне политической и финансово-экономической турбулентности. Итоги уходящего года неутешительны: страна исключена из G8, подведена под санкционный режим, увязла в геополитической битве за Украину, издержки участия в которой многократно возрастают, а время работает против нас.
От России отвернулись Франция и Германия, ее резко критикует даже Белоруссия. 2014 год оставил Россию практически без союзников. К этому добавляются и внутренние проблемы: девальвация рубля, рецессия, наложенные на отсутствие стратегии экономического курса, неготовность к переменам, отсутствие политической воли к структурным реформам и кадровым перестановкам. Страх перед реальной оппозицией стал настолько силен, что проще подстраховать и всех пересажать, пока Вашингтон не соорудил тут очередной Майдан. Иррациональность поведения стала отличительной чертой путинской политики уходящего года.Новый год обещает быть не легче. Прогнозы — неблагодарное дело, но еще более опасное, когда векторы развития событий определяются обстоятельствами, а не волей ключевых игроков. Тем не менее основные интриги наступающего года уже заложены в сегодняшней ситуации, и их значение будет роковым для дальнейшей судьбы России.
Интрига первая, внешнеполитическая — когда отменят санкции. Несмотря на то что условий для отмены санкций пока нет, можно с высокой долей уверенности утверждать, что санкционный режим как минимум не будет ужесточаться, не случись каких-либо форс-мажоров (как, например, сбитый в июле этого года Boeing).
Дальше развилки гораздо менее предсказуемые. На сегодня голоса сторонников смягчения санкций становятся все громче, и если России и Западу удастся выйти хотя бы на начальные договоренности по восстановлению мирного процесса урегулирования ситуации на востоке Украины (за рамками минского процесса), то шансы на ослабление санкций будут относительно высокими. Этому могут способствовать и другие, совсем не связанные с Россией или Украиной события. Например, резкое обострение проблемы исламских радикалов, что неизбежно отвлечет Запад от постсоветского пространства и создаст потребность в нормализации отношений с Москвой. Но надо готовиться и к тому, что санкции останутся долгосрочной стратегией Запада, а их отмена станет возможна только при смене режима Путина.Интрига вторая, энергетическая — цены на нефть. Этот фактор, пожалуй, остается главным в определении самочувствия российской экономики и финансовой сферы. Кремль убежден, что рост мировых цен на энергоносители неизбежен. А вот Саудовская Аравия допускает снижение цен до 40 долларов за баррель. Неблагоприятная энергетическая конъюнктура будет иметь двойственное влияние на Россию. С одной стороны, это неизбежно подтолкнет страну к более разумной бюджетной политике, ускорению непопулярных социальных реформ. С другой стороны, Путину придется принимать превентивные меры на случай роста социального раздражения. Потребность в зачистке политического поля будет оставаться острой, выборы станут более манипулятивными. Рост же энергетических цен вернет Россию к прежней инерционной стратегии, меньшей гибкости во внешней политике, популизму и жестким мерам в отношении реальной оппозиции.
Интрига третья, социологическая — потенциал пропутинской консолидации после возвращения Крыма. Некоторые противники режима ждали падения рейтинга Путина уже в сентябре, когда население должно было впервые почувствовать на себе последствия введенного продуктового эмбарго. Потом были протесты врачей, девальвация рубля. Но уровень протестной активности остается гораздо ниже, чем в 2012–2013 годах. Протестное движение в значительной степени снизилось в 2013 году, многие его лидеры оказались под следствием. В конце 2011 года базой протеста стало недовольство масштабами фальсификаций на выборах. 2015-й может стать годом социального протеста, с которым власти пока не приходилось иметь дела (не считая протестов против монетизации льгот в январе 2005 года, после чего Кремль пошел на существенные уступки). Социальный протест опасен для власти не только падением рейтинга Путина и партии власти, но и снижением управляемости системной оппозиции. Те самые послушные и полностью лояльные депутаты из парламентских фракций в Госдуме, голосующие как положено, завтра легко могут превратиться в жестких критиков режима, появись для того политические условия. Держать при себе КПРФ — одна из главных задач Кремля на будущий год. Падения же рейтингов действительно можно ожидать весной нового года, когда ухудшение уровня жизни перестанет восприниматься как конъюнктурный фактор (народу же внушают, что это временные трудности при отсутствии для них всяких внутренних причин), а последствия будут выражаться не только в снижении покупательской способности, но и в росте безработицы.
На либеральном поле интриги не менее занятны. Два главных вопроса первого месяца нового года: решится ли власть посадить Алексея Навального и если да, то проглотит ли это «прогрессивная общественность»?
Интрига четвертая, украинская — каковы пути трансформации тех «режимов», которые сложились под вывесками ЛНР и ДНР. Проблема в том, что долго удерживать ситуацию в ее нынешнем виде Россия не сможет. Во-первых, ситуация в непризнанных «республиках» близится к социальной и гуманитарной катастрофе. Нынешние лидеры теряют доверие, а режимы держатся на механизмах военной диктатуры. Дальше — либо идти против местного населения, либо что-то радикально менять. Во-вторых, ЛНР и ДНР требуют много ресурсов, и цена поддержки «Новороссии» растет (особенно с учетом санкций Запада). В-третьих, Кремль ищет пути «сдачи» Донбасса с минимальными имиджевым потерями внутри России и при условии, что Москве удастся хотя бы минимально подключиться к обсуждению статуса восточных территорий. Если, конечно, в самой Украине не случится какой-нибудь новой революции, что в полной мере исключать тоже не стоит. Так что украинская тема останется определяющей и во внешней политике России, и в отношениях России и Запада. И нынешние условия скорее способствуют смягчению политики России, нежели ее радикализации (вплоть до военного сценария).
Интрига пятая, элитная — сохранит ли Путин эффективность своего арбитража между ключевыми группами влияния. 2014 год заложил немало противоречий между ближайшими соратниками президента. Игорь Сечин ставил «всяких Кудриных» в один ряд с Навальным, громовцы воюют с бывшими сурковцами, «Газпром» — с «Роснефтью», дирижисты с либералами. Противоречия внутри путинской элиты нарастают, и они носят не только ресурсно-аппаратный, но и политико-идеологический характер. Латентные войны могут перейти в публичное пространство с масками-шоу и всеми сопутствующими разоблачениями. И чем меньше ресурсов будет у государства, тем выше шансы появления новых межклановых войн в окружении Путина.
Интрига шестая, политическая — что ждет «Единую Россию» за год до выборов в нижнюю палату парламента. Почти неизбежно укрепление позиций Общероссийского народного фронта, функционал которого будет расширяться, а мифическая структура будет приобретать более выраженные очертания. Этот мертворожденный проект заживет своей жизнью с большими политическими амбициями, разъедающими положение «единороссов». ОНФ будет писать программы, увольнять губернаторов и даже «бороться» с коррупцией. Фронт станет и основой для формирования лояльного большинства в новой Думе в 2016 году. Если, конечно, все пойдет по плану. «Единую Россию» же рано или поздно ждет реформа, отложенная после протестов конца 2011 года. Сытые годы проходят, а значит, пришло время и политической адаптации.
Наконец, интрига седьмая, управленческая — состоится ли отставка правительства Дмитрия Медведева. Пока очевидно одно: не дошла в глазах Путина ситуация до той крайней точки, когда он решился бы на крупные кадровые перестановки. Причем дело тут вовсе не в том, насколько эффективен или неэффективен кабинет Медведева, а в том, каков альтернативный вариант. Их может быть три. Первый — технический премьер по образцу Виктора Зубкова или Михаила Фрадкова. Вполне вероятный сценарий при относительно стабильной ситуации в экономике. Однако эффективность такого правительства вряд ли будет выше медведевской. Второй сценарий — назначение политического реформатора. В декабре усиленно ходили слухи про Кудрина-премьера, но этот вариант уж больно фантастичен. За все время нахождения на посту президента Путин ни разу не позволил себе иметь политического премьера — опасно. Это ж ведь придется отходить от системы ручного управления, разделять ответственность за непопулярные реформы. Вариант маловероятный, но не исключенный при худшем развитии событий в российской экономике. Наконец, третий сценарий — премьер-охранитель. Условный Рогозин, премьер-популист, антизападник, пособник традиционных ценностей и глубоко верующий путинец. И такое возможно, если первая интрига разрешится по худшему сценарию, а вторая по наилучшему. Нет ничего хуже этой ядерной смеси: противостояния с Западом и наличия на это ресурсов.
Как бы там ни было, сегодня Россия, зажатая в консервативные тиски, весьма ограничена в выборе вектора своего развития, точнее, в проявлении политической воли к развитию. Судьба страны решается в комплексе внешних обстоятельств, а власть, несмотря на свою мощь, предпочитает мобилизовать ресурсы на купирование внутриполитических угроз, а не на структурные изменения в экономике. Это означает, что движение страны становится все менее предсказуемым, а риски для каждого из нас — все более ощутимыми.